Я думаю, что Водолазкина похитили. И подменили каким-то другим писателем, внешне похожим, а внутренне - ни капельки. А, нет, лучше так: Водолазкин сам ушел в тайгу, в скит, под именем Федора Кузьмича. А под его звездным именем издают произведения другого автора. И не спорьте со мной, пожалуйста, иначе я не смогу писать нормальную рецензию на этот роман.

Потому что я была восхищена "Лавром". И я до сих пор благодарна Евгению Водолазкину за то прекрасное ощущение удивления и открытия. И я не могу со спокойным сердцем ругать автора, перед которым я, получается, в таком долгу. Он мне, значит, подарок, а я ему что?

Так что давайте считать, что Водолазкина подменили, и я смогу разругать "Авиатора" в клочки. За что?

В первую очередь за хладнокровность. За низкую температуру общего настроения. Несмотря на то, что вроде бы по содержанию должны происходить страшные переживания, я просто читаю слова: "заплакал", "волновалась", "задрожал". Они несут мне информацию, не эмоции.

Это происходит потому, что "Авиатор" - роман идей, а не страстей. Автор строит конструкции из персонажей, расставляет их по местам, прибавляет антуража и символических предметов. Проводит параллели. Отсылает к источникам. Доказывает тезисы. Подкрепляет цитатами. Блещет эрудицией. За всеми этими умственными упражнениями не остается никакого места для живой души, для настоящей слезы или смеха.

И героя своего он не пожалел. Взял, вылепил для своих конкретных целей, дал пожить немного на воле, потом посадил в лагерь. Потом заморозил. Потом разморозил. Потом... Потом показал нам: вот видите, что получается, если делать то и это? Весь роман сделан нам в назидание, в учебу. Чтобы задумались и одумались. А Платонов - так, демонстрационный материал.

И вот что самое обидное-то: его и правда не жалко! Не жалко! Хотя казалось бы, кого и не пожалеть тогда! Но у меня не получилось. Уже где-то с середины романа не то что жалости мне было для него не найти, а досада появлялась, и в конце даже хуже. Ну что он такой занудный? Пишет, пишет... Шелестели листики, трещал костер, капала капель. Да в том-то и дело, что это было раньше живое, и осталось живое - выйди ты на улицу, пойди в лес, послушай! И листики сохранились, и костер можно запались, и капель капает за милую душу. А Платонову это все не надо. Он днем с огнем ищет ТУ капель, 1920-года, и желая ее вернуть, выписывает в дневнике мертвые слова: "капала капель". Как ты при этом разморозишься? Чтобы разморозиться, надо греться! А он не грелся, он не жил в настоящем, а все возвращался, возвращался в свое прошлое, жил прошлым, дышал прошлым воздухом. Эта прошлая, мертвая материя его и сгубила!

Ну что ж ты, Платонов! Хотела я закричать ему в лицо. Не сиди ты над своими тетрадками! Бери Настю, поезжай в лес, на реку. Не на кладбище только!!! На дачу (не на старую дачу, а сними новую дачу, свою). Вскопай грядку, посади редиску, собери новый урожай. Построй сарай, наноси туда дров - и так трудись, чтобы вспотеть, а потом обливаться из рукомойника. Рисуй, да, рисуй картины. Да делай же что-нибудь, елки-палки! Платонов совершенно не созидательный, а исключительно созерцательный персонаж. Он занят, по сути дела, только самим собой - он копит себя, копит маленькие воспоминания и прожитые моменты, чтобы, как в романе Стругацких, потомки могли восстановить его модель по этим деталям. Он пришел в живую жизнь, но не живет, а сразу готовится к смерти и боится умереть, консервирует себя. Стоит ли удивляться, что клетки от такой неживой жизни стали развоплощаться? Я читала, что деревья, которых уберегали от ветра, становились ломкими. Они не могли сопротивляться уже никакому дуновению воздуха. То же и Платонов. Без работы, без спорта, без энергичных занятий он истончился, весь ушел в свое ненаглядное прошлое.

Я сама берегу старый семейный архив. Я люблю черно-белые, а также и другие фотографии. Но в мире накоплено столько информации. Особенно сейчас, когда буквально все документируется, фотографируется, копируется и запоминается. Всё это мервое дело, пока какой-то файл не берет в руки живой человек и не начинает разбирать: это вот Марья Петровна, это Ванька, а это Шарик. И человек своей живой душой возвращает к жизни этих людей - своей памятью, любовью, нежными чувствами. Чтобы прошлое жило, нам надо самим себя строить и беречь. Воспитывать детей и внуков, продолжая линию уже ушедших предков.

Самое интересное, что в конце концов Платонов, кажется, обнаруживает, что все его записи были не нужны. Он вспоминает "надпись на воротах". Немного отступая от текста, скажу для непосвященных, что это была надпись на воротах Фонтанного дома, где жила Анна Ахматова: "Deus conservat omnia" - в переводе с латыни означает "Бог хранит всё" (Девиз графов Шереметевых). Хранит всё! Расслабьтесь, это хранение попрочнее будет и бумаги, и цифры. Просто живите, и постарайтесь, чтобы не было мучительно стыдно за свое нематериальное, но все же никогда не исчезаемое произведение.